№ 4 (2025)

Проанализирована дилемма политического выбора, стоящего перед ведущими европейскими странами – между «трансатлантической лояльностью» и стремлением к «стратегической автономии» Европы. В условиях нарастания центробежных тенденций внутри НАТО и формирования в ЕС коалиций по вопросам безопасности возникает качественно новая конфигурация в «стратегическом треугольнике» Россия–США–Европа. Речь идет не столько о становлении новой архитектуры безопасности, сколько о поиске институциональных форм адаптации к динамично меняющемуся характеру российско-американских отношений и сотрудничества между США и Европой. На этом фоне предлагаемые идеи создать альтернативную военную конфигурацию вне НАТО пока остаются скорее политико-символическим ресурсом внутрисоюзной мобилизации, нежели реально выполнимым проектом. Особое внимание уделено политике ключевых европейских акторов – Франции, Германии, Финляндии, стран Балтии и Польши, – чьи подходы к вопросам военного строительства и отношениям с США характеризуются возрастающей поляризацией.

Статья продолжает авторский цикл публикаций, посвященных теории и истории национальных отношений в Советском союзе и в России. Дана характеристика основных типов этнополитической напряженности в эпоху хрущевской оттепели, которые предшествовали появлению на значительной части территории Советского Союза национализма как организованной политической силы. Этнополитические волнения без признаков идейного национализма сопоставлены с процессами, происходящими в очагах ярко выраженных националистических движений (в Балтии и на Западной Украине). Охарактеризованы причины и трансформация стихийных этнополитических протестов в политически сформированный национализм, отмечается расширение его географии после хрущевской оттепели.

Исследование направлено на определение доли наличных в денежной массе, минимально необходимой для экономической устойчивости. Проанализированы современные научные подходы к этой проблеме; исследована тридцатилетняя динамика структуры денежной массы и выявлены периоды роста спроса на наличность, несмотря на общую долгосрочную тенденцию к снижению их доли; проведен социологический опрос во всех экономических районах России, чтобы выявить различия в отношении к наличным разных социально-демографических групп и оценить минимальную долю наличности на уровне 10–12% денежной массы. Сочетание экономического и социологического подходов к изучению роли наличных позволило раскрыть не только количественные закономерности, но и социальные практики, связанные с их использованием. Подчеркивается, что доля наличных – не только финансовый показатель, но и отражение социальных привычек. Наличные продолжают служить индикатором институционального доверия, а их доля отражает глубину разрыва между населением и финансовыми институтами.

В 2017–2024 гг. США проводили политику «разъединения», стремясь снизить риски, возникающие в результате тесной экономической интеграции с Китаем. Наблюдались признаки падения объемов американского импорта из КНР, в особенности импорта электроники, и сокращения притока американских ПИИ в китайскую экономику. Тем не менее, хотя доля китайской продукции на американском рынке несколько снизилась за счет увеличения импорта из других стран, КНР оставалась важнейшим поставщиком в США высокотехнологичных товаров и важнейшим рынком сбыта для американских компаний. В условиях возобновления торговой войны такое положение вещей может существенно измениться, новые взаимные ограничения могут привести к переориентации товарных потоков и инвестиций на третьи страны.

Критическому осмыслению подвергнут ключевой тезис философско-правовой теории Джозефа Раза об авторитете права и связанные с ним аргументы. Выбор темы обусловлен, с одной стороны, высокой значимостью выводов правоведа для одного из наиболее актуальных направлений правовой мысли – аналитической юриспруденции, а с другой – недостаточной представленностью в отечественной теории работ по данной проблематике. Поставленная цель по критическому пониманию теории авторитета права задает определение общего контекста научного творчества Раза, его взглядов на право и ключевых проблемных тезисов. Установлено, что теория этого ученого содержит два противоречащих друг другу аргумента: о претензии права на авторитет, обеспеченный легитимной властью, и об отсутствии всеобщей обязанности подчиняться праву. Дж. Раз придерживается установки на сохранение позитивистского понимания права и не интегрирует собственные утверждения о социальной обусловленности права в концепцию формальной нормативности. Анализ взглядов правоведа показывает, что противоречия его теории обусловлены ее концептуальным характером и сложностью понимания практических аспектов права, связанных с его моральным принятием индивидами, в единой теории.

Продвижение национальной системы ценностей предполагает политико-правовое обоснование непризнания произвольной смены пола. Российское законодательство устанавливает ее безальтернативный запрет, предусматривая ограниченное количество изъятий из общего правила. Вместе с тем даже в предложенной модели регулирования сохраняет актуальность целый комплекс вопросов, требующих нормативного разрешения, прежде всего, с позиции гармонизации частных и публичных интересов. С одной стороны, безальтернативность законодательства ограничивает конституционное право на охрану здоровья и медицинскую помощь в случае диагностирования транссексуализма как самостоятельного расстройства психики, требующего медицинской коррекции, и может привести к исключению из социально-правового пространства лиц, страдающих такой патологией. С другой, необходим акцент на воспитании подрастающего поколения и противодействии пропаганде гендерного разнообразия и смены пола (вне медицинских показаний), что в либеральной повестке может считаться нарушением права приватности. Соответственно, законодательство в исследуемой области должно учитывать принцип личностной идентичности. С правовой точки зрения это означает, во-первых, дифференцированный подход к лицам, страдающим расстройством психики, и лицам, транслирующим внепатологические проявления расстройства гендерных представлений, и, во-вторых, развитие законодательства, направленного на борьбу с деструктивными культурными импульсами, подрывающими воспитательную политику государства.